Неточные совпадения
С другой, жгучей и разрушительной страстью он искренно и честно продолжал бороться,
чувствуя, что она не разделена Верою и, следовательно, не может разрешиться, как разрешается у двух взаимно любящих честных натур, в тихое и покойное течение, словом, в счастье, в котором, очистившись от
животного бешенства, она превращается в человеческую любовь.
Я стал карабкаться через бурелом и пошел куда-то под откос. Вдруг с правой стороны послышался треск ломаемых сучьев и чье-то порывистое дыхание. Я хотел было стрелять, но винтовка, как на грех, дульной частью зацепилась за лианы. Я вскрикнул не своим голосом и в этот момент
почувствовал, что
животное лизнуло меня по лицу… Это был Леший.
В эти минуты он
чувствовал у себя на глазах слезы, но в душе его вместе с нежностью и умилением и с самоотверженной преданностью ворочалась слепая,
животная ревность созревшего самца.
«
Животное! — бормотал он про себя, — так вот какая мысль бродит у тебя в уме… а! обнаженные плечи, бюст, ножка… воспользоваться доверчивостью, неопытностью… обмануть… ну, хорошо, обмануть, а там что? — Та же скука, да еще, может быть, угрызение совести, а из чего? Нет! нет! не допущу себя, не доведу и ее… О, я тверд!
чувствую в себе довольно чистоты души, благородства сердца… Я не паду во прах — и не увлеку ее».
Растения тоже растут, и хоть лишены передвижения, но тем не менее живут;
животные растут, двигаются и
чувствуют.
Медленно и осторожно повернувшись на одном месте, пароход боком причалил к пристани. Тотчас же масса людей, в грубой овечьей подражательности, ринулась с парохода по сходне на берег, давя, толкая и тиская друг друга. Глубокое отвращение
почувствовала Елена, ко всем этим красным мужским затылкам, к растерянным, злым, пудренным впопыхах женским лицам, потным рукам, изогнутым угрожающе локтям. Казалось ей, что в каждом из этих озверевших без нужды людях сидело то же самое
животное, которое вчера раздавило ее.
Впрочем, Алексей Степаныч не
чувствовал ни страху, ни отвращения; для него это была не новость, и сначала его даже забавляли и стук, и возня, и дерзкие прыжки этих противных
животных, а потом он даже заснул, с подставкой в руках, лежа поперек кровати; но Софья Николавна беспрестанно его будила, и только по восхождении солнца, когда неприятель скрылся в свои траншеи, заснула бедная женщина.
Сосед с левой стороны у Ивана Дмитрича, как я уже сказал, жид Мойсейка, сосед же с правой — оплывший жиром, почти круглый мужик с тупым, совершенно бессмысленным лицом. Это — неподвижное, обжорливое и нечистоплотное
животное, давно уже потерявшее способность мыслить и
чувствовать. От него постоянно идет острый удушливый смрад.
Василиса Перегриновна. Да
чувствуют ли они это добро-то? Могут ли они понять, бесчувственные
животные, сколько вашего для них снисхождения?
— А знаете ли вы, — продолжал барон, — что наши, так называемые нравственные женщины, разлюбя мужа, продолжают еще любить их по-брачному: это явление, как хотите, безнравственное и представляет безобразнейшую картину; этого никакие дикие племена, никакие
животные не позволяют себе! Те обыкновенно любят тогда только, когда
чувствуют влечение к тому.
К существам этим она
чувствует страстную,
животную привязанность.
Я задумывался над несправедливостью людей, осуждавших меня за то, что я пегий, я задумывался о непостоянстве материнской и вообще женской любви и зависимости ее от физических условий, и главное я задумывался над свойствами той странной породы
животных, с которыми мы так тесно связаны и которых мы называем людьми — теми свойствами, из которых вытекала особенность моего положения на заводе, которую я
чувствовал, но не мог понять.
Дикарь или полудикий человек не представляет себе жизни иной, как та, которую знает он непосредственно, как человеческую жизнь; ему кажется, что дерево говорит,
чувствует, наслаждается и страдает, подобно человеку; что
животные действуют так же сознательно, как человек, — у них свой язык; даже и на человеческом языке не говорят они только потому, что хитры и надеются выиграть молчанием больше, нежели разговорами.
Сколько раз случалось мне замечать, что многие из них не пройдут мимо кошки или собаки, не толкнув ее ногой, не лукнув в нее камнем или палкой, тогда как другие, напротив, защищают бедное
животное от обид товарищей,
чувствуют безотчетную радость, лаская его, разделяя с ним скудный обед или ужин; из этих мальчиков непременно выйдут охотники до какой-нибудь охоты.
Гавриле стало жутко. Ему хотелось, чтобы хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное
животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю… Гаврила
чувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру…
— Понимаешь ли ты, безумное
животное, слова твои?
Чувствуешь ли велие окаянство твоё, безобразный? Лжёшь, еретик, не на покаяние пришёл ты, а ради искушения моего послан дьяволом!
Атлеты пошли друг другу навстречу. Ребер приближался быстрыми, мягкими и упругими шагами, наклонив вперед свой страшный затылок и слегка сгибая ноги, похожий на хищное
животное, собирающееся сделать скачок. Сойдясь на середине арены, они обменялись быстрым, сильным рукопожатием, разошлись и тотчас же одновременным прыжком повернулись друг к другу лицами. И в отрывистом прикосновении горячей, сильной, мозолистой руки Ребера Арбузов
почувствовал такую же уверенность в победе, как и в его колючих глазах.
И от этой мысли атлет вдруг
почувствовал себя беспомощным, растерянным и слабым, как заблудившийся ребенок, и в его душе тяжело шевельнулся настоящий
животный страх, темный, инстинктивный ужас, который, вероятно, овладевает молодым быком, когда его по залитому кровью асфальту вводят на бойню.
Неннла Макарьевна холодно посмотрела на своего мужа. Сергей Сергеич с некоторым замешательством поиграл часовой цепочкой, взял со стола свою английскую, с широкими полями шляпу и отправился на хозяйство. Его собака робко и смиренно побежала вслед за ним. Как
животное умное, она
чувствовала, что и сам хозяин ее не слишком властный человек в доме, и вела себя скромно и осторожно.
«Вот оно! — воскликнул про себя Николай. — Животное-то
почувствовало!»
Сделайте же для них ненужным грубый,
животный труд, дайте им
почувствовать себя на свободе, и тогда увидите, какая, в сущности, насмешка эти книжки и аптечки.
Было так темно, что на самом близком расстоянии невозможно было определять предметы; по сторонам дороги представлялись мне то скалы, то
животные, то какие-то странные люди, и я узнавал, что это были кусты, только тогда, когда слышал их шелест и
чувствовал свежесть росы, которою они были покрыты.
Если кто не
чувствует в себе этой способности, значит, он еще мало развил в себе истинно человеческие элементы, значит,
животные потребности слишком сильно преобладают в нем.
Человек не потому выше
животных, что может мучить их, а потому, что он способен жалеть их. А жалеет человек
животных потому, что
чувствует, что в них живет то же, что живет и в нем.
Я
чувствую себя обязанным пожертвовать ради христианства собственностью, славой, жизнью, но ни для какой религии я не могу жертвовать тем разумом, который возвышает меня над
животным и делает меня человеком.
То, что во всех нас, людях, есть одно и то же, мы все живо
чувствуем; то, что это одно и то же есть и в
животных, мы уже не так живо
чувствуем. Еще менее
чувствуем это в насекомых. Но стоит вдуматься в жизнь и этих мелких тварей, и
почувствуешь, что то же самое живет и в них.
Кошэ. Кошэ — статуя, поставленная роком невежеству. Прочь рутина! Кошэ последовал за Теодором. Я
почувствовал, что в груди у меня осталась одна только любовь. Я пал лицом на землю и заплакал от восторга. Слезы восторга — результат божественной реакции, производимой в недрах любящего сердца. Лошади весело заржали. Как тягостно быть не человеком! Я освободил их от
животной, страдальческой жизни. Я убил их. Смерть есть и оковы и освобождение от оков.
Мне рассказывала одна моя знакомая: до семнадцати лет она безвыездно жила в городе,
животных, как все горожане, видела мало и знала еще меньше. Когда она в первый раз стала читать Толстого и через него
почувствовала животных, ее охватил непередаваемый, странный, почти мистический ужас. Этот ужас она сравнивает с ощущением человека, который бы увидел, что все неодушевленные предметы вокруг него вдруг зашевелились, зашептались и зажили неожиданною, тайною жизнью.
Вы понимаете ли, как ужасно думать, что какой-нибудь оборванец убьет меня, человека, который думает,
чувствует, и что все равно бы было рядом со мной убить Антонова, существо, ничем не отличающееся от
животного, и что легко может случиться, что убьют именно меня, а не Антонова, как всегда бывает une fatalité [рок (франц.)] для всего высокого и хорошего.
Я
чувствую, как этот запах щекочет мое небо, ноздри, как он постепенно овладевает всем моим телом… Трактир, отец, белая вывеска, мои рукава — все пахнет этим запахом, пахнет до того сильно, что я начинаю жевать. Я жую и делаю глотки, словно и в самом деле в моем рту лежит кусок морского
животного…
Я морщусь, но… но зачем же зубы мои начинают жевать?
Животное мерзко, отвратительно, страшно, но я ем его, ем с жадностью, боясь разгадать его вкус и запах. Одно
животное съедено, а я уже вижу блестящие глаза другого, третьего… Я ем и этих… Наконец ем салфетку, тарелку, калоши отца, белую вывеску… Ем все, что только попадется мне на глаза, потому что я
чувствую, что только от еды пройдет моя болезнь. Устрицы страшно глядят глазами и отвратительны, я дрожу от мысли о них, но я хочу есть! Есть!
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий отрицание — на словах — этой жизни, для приготовления себе будущей, и признание одного личного
животного существования за жизнь и так называемого долга за дело жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой жизни люди могут еще существовать, не
чувствуя бессмысленности и бедственности своего существования.
Я могу сказать, что он вышел из того низшего отношения к миру, в котором он был как
животное, и в котором я еще нахожусь, — вот и всё; могу сказать, что я не вижу того центра нового отношения к миру, в котором он теперь; но не могу отрицать его жизни, потому что
чувствую на себе ее силу.
Да, утверждение о том, что человек не
чувствует требований своего разумного сознания, а
чувствует одни потребности личности, есть ничто иное, как утверждение того, что наши
животные похоти, на усиление которых мы употребили весь наш разум, владеют нами и скрыли от нас нашу истинную человеческую жизнь. Сорная трава разросшихся пороков задавила ростки истинной жизни.
Как ни старается человек, воспитанный в нашем мире, с развитыми, преувеличенными похотями личности, признать себя в своем разумном я, он не
чувствует в этом я стремления к жизни, которое он
чувствует в своей
животной личности. Разумное я как будто созерцает жизнь, но не живет само и не имеет влечения к жизни. Разумное я не
чувствует стремления к жизни, а
животное я должно страдать, и потому остается одно — избавиться от жизни.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное противоречие и раздвоение. То же происходит и с человеком, наученным признавать низший закон своей жизни,
животную личность, законом своей жизни. Высший закон жизни, закон его разумного сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом сознании, и он
чувствует противоречие и раздвоение.
«О Мариорица! милая Мариорица! — думал он, — мы и заочно
чувствуем одно; нам уже скучно друг без друга. Ты теперь между шутами, принуждена сносить плоскости этих двуногих
животных; предо мною такой же шут, которого терплю потому только, что он бывает у тебя, что он с тобою часто говорит, что он приносит от тебя частичку тебя, вещи, на которых покоилась прелестная твоя ручка, слова, которые произносили твои горящие уста, след твоей души».
Вращаясь постоянно среди женщин, стоящих на жизненном рынке наряду с рысаками и иноходцами, князь Владимир естественно не мог
чувствовать ни к одной из них не только нравственной, но даже
животной привязанности.
Низкий и сжатый лоб, волосы, начинающиеся почти над бровями, несоразмерно развитые скулы и челюсти, череп спереди узкий, переходивший сразу в какой-то широкий котел к затылку, уши, казавшиеся впалыми от выпуклостей за ушами, неопределенного цвета глаза, не смотревшие ни на кого прямо, делали то, что страшно становилось каждому, кто хотя вскользь
чувствовал на себе тусклый взгляд последних, и каждому же, глядя на Малюту, невольно казалось, что никакое великодушное чувство, никакая мысль, выходящая из круга
животных побуждений, не в силах была проникнуть в этот сплюснутый мозг, покрытый толстым черепом и густою щетиной.
Он, например, не
чувствовал красот природы, но любил только ночь и грозовые эффекты, а в мире
животных любил только голубя и лошадей.
Начинаясь в высших, воздушных слоях, оно не оказывается бессильным и ниже: и
животные и люди — все под этим оживляющим угревом становятся веселее: легче дышат и вообще лучше себя
чувствуют.
Как рассказывал мне присутствовавший писарь, у всех тряслись руки, и все не смели смотреть в глаза друг другу,
чувствуя, что они делают что-то ужасное. И вот этих-то людей считают необходимым и, вероятно, полезным для кого-то, как
животных, — да и
животных запрещают истязать, — сечь розгами.
— Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, — бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной,
животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе, И чем ближе он подвигался к ней, тем больше
чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же
чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
Я
чувствовал это и потому не только не углублялся в значение закона Христа, но старался понять его так, чтобы он не мешал мне жить моей
животной жизнью.
Он хотел крикнуть, рвануться, но в то же мгновение
почувствовал толчок, потерю точки опоры,
животный ужас задыханья, шум в голове и исчезновение всего.